Смерть девушки вызвала череду интересных событий, нарушивших тишину городка. Ночь, кладбище, могила панночки… Дальше произошло кое-что непредвиденное!
Мои предки жили в тихом местечке в Беларуси. Время от времени оно становилось громким: то Великое княжество Литовское, то Речь Посполитая с Российской Империей развоюется – городок сожгут дотла. Наполеон огородами со своим войском пройдет. Или Гитлер снова сожжет населенный пункт.
Каждый раз его отстраивали: городок очень древний, а ничего старого в нем нет. Даже довоенного. Замок был разрушен, руин не осталось, только место, где он стоял, и теперь называют – замчище.
Время от времени происходили какие-то громкие происшествия, о которых рассказывали старики друг другу и следующему поколению. Чаще всего за столом, отмечая какой-то праздник местного масштаба, когда выпито уже немало, но поговорить еще хочется и можется.
– А помнишь ту историю про панночку?
– Ну еще бы… как вчера… красивая была… богатая…
– Деда, а что было то? Что за панночка?
– А дело было так… В городке нашем как-то раз…
В городке жили представители разных национальностей, больше всего было белорусов и евреев, затем шли поляки, латыши, литовцы… Перенимали друг у друга всякие хозяйственные премудрости – от постройки домов и сараев до приготовления блюд и напитков. Сестры моей бабушки любили готовить квас на свекле, сладковатый, хмельной, больше никогда и нигде такого не пробовала.
В городе жило около двух тысяч жителей, но он был уездным, а потому люди, ведущие сельскохозяйственный образ жизни с полями и огородами, принадлежали к сословию мещан. Это давало какие-то преимущества перед законом: многие занимались ремеслом, особенно в зимнее время, когда нет работы в поле. Мой прадед шил сапоги.
Религиозные войны не вели. Мирно соседствовали православная церковь, католический костел, несколько синагог. Детишки дружили, хотя и обзывали друг друга время от времени, но потом мирились, бежали вместе, веселой стайкой на речки купаться. Водоемов было несколько, каждое лето кто-нибудь тонул… Говорили: водяной взял. Вроде, как и не умер человек, а переселился в подводное царство.
В городке жила семья поляков, где единственной дочерью была милая красавица, совсем молоденькая, но уже совершеннолетняя. Женихи в ней сватались, но получали родительский от ворот поворот. Семья была небедной, много скота, большой дом и двор, скот, лошади.
Панночку одевали, как принцессу – платья шили на заказ, покупали дорогие украшения. Девушка и впрямь была хороша: коса ниже пояса, золотая, с цветными лентами, румянец на нежном личике. С местными панночка общалась мало, была горда и неприступна.
Как-то раз по городку понесся слух, который за несколько часов проник в каждый двор: умерла панночка. Почему это произошло – никто не знал: говорили, что сглазил ее кто-то из отвергнутой родни очередного жениха. Девушка находилась во дворе и вдруг упала, как подкошенная. Перепуганные няньки и дворовые занесли ее в дом, уложили на кровать, давали нюхать соли из каких-то флаконов, но панночка не дышала. Как ни прикладывал местный лекарь, живший неподалеку и прибежавший на помощь, к побледневшим губам девушки зеркальце – оно не мутнело.
Родители были в шоке и не могли осознать, что единственной дочери у них больше нет. Отец рвал на себе волосы, матушка тихо сидела в уголке и смотрела невидящим взглядом куда-то вдаль. На слова сердобольных соседок не реагировала, не плакала, не кричала. Город, где все друг друга знали, погрузился в тихую печаль. Родителям сочувствовали, панночку жалели.
Хоронили по католическому обряду, присутствовал местный старенький ксендз. Отпевали в костеле, родственники несли крышку. Девушка даже в гробу была хороша: тлен еще не тронул все еще розоватую кожу, на щеках лежали тени от длинных темных ресниц.
Читайте нас в 
Подписывайтесь на нас 
Присоединяйтесь к нам в Родители решили одеть дочь в самое красивое платье, которое очень было похоже на свадебное. В ушах горели пурпурными огоньками золотые сережки, на груди – ожерелье, дорогое, старинное, доставшееся панночке от своей бабушки.
У католиков не принято собирать на тот свет покойника в украшениях, допустимы только обручальные кольца. То ли родители уговорили ксендза, что их дочь должна быть прекрасной и перед лицом Господа, то ли он просто ничего не заметил – был подслеповат. Вокруг гроба – живые цветы, священнослужитель прочитал молитву.
Закрыли гроб, опустили в могилу. Приняла земля девушку, так недолго пожившую на этом свете, не успевшую выйти замуж и порадовать уже немолодых родителей внуками. Возле могилы росла березка, тихо шумела ветвями, успокаивала пришедших попрощаться. Даже птицы в соседней с кладбищем рощице притихли, как будто поняли серьезность и печаль того, что происходило…
Католики не проводят каких-либо застолий ни на кладбище, ни дома. Во всяком случае, родители покойной никаких поминок не затевали, все провожавшие тихо разошлись по домам.
Огоньки драгоценных камней в ушах и на груди панночки не давали уснуть двум местным молодцам, присутствовавшим на похоронах. Они не были католиками, но на похороны могли приходить люди любого вероисповедания.
Один решил позвать другого и все обсудить. Были они закадычными друзьями, но в женихи к девушке не набивались – знали, что будет отказ. Не были бедны, как церковная мышь, но и не богаты, чтобы претендовать на руку, сердце и благословение родителей. Тем более, другой веры.
Пошептались о чем-то за околицей, сходили за лопатой и пошли на кладбище. Ночь была ясной, лунной, светлой. Звенели комары, шуршали в траве невидимые ночные зверушки.
Хлопцы боялись покойников, но блеск золота был сильнее любого страха. Вот и гроб, вскрыли крышку. Луна решила подсветить – девушка была хорошо видна парубкам, наклонившимся над ней и утиравшим пот, выступивший то ли от земляных работ, то ли от ощущения, что так делать нельзя, и они будут наказаны высшими силами.
Девушка лежала в гробу… на боку, во вполне естественной позе спящего человека. Парни окончательно перепугались, выбрались из ямы, забыв лопату, и бросились по домам.
Девушка еще немного полежала, прохладный ночной воздух помог ей очнуться. Прекрасная панночка выбралась из гроба и могилы и в полусонном еще состоянии пошла домой.
Длинное белое платье, ночь… к счастью, никто ее больше не увидел. Окна в родном гнезде были закрыты. Очень тихую ночь нарушала лишь перебираемая легким ветром листва старых яблонь, которыми был обсажен дом.
Ожившая дочь постучала в окошко, расположенное довольно высоко. Дом был высоким, построен недавно. Никто не ответил. Постучала еще раз. Внутри кто-то зашевелился, к окну подошел отец, всмотрелся в девушку, смотревшую прямо на него снаружи – и упал навзничь.
– Откройте, я – ваша дочь… я… гуляла в лесу и заблудилась…
Дверь на крыльце открыла мать. Она глубоко дышала, но ее глаза, накануне совсем потухшие, вдруг стали оживать. Она узнала дочь и бросилась ее обнимать…
В те далекие времена часто говорили о летаргических снах. Мол, немало покойников хоронят живыми. Они дышат, но уловить это поверхностное и слабое дыхание очень сложно.
Панночка ничего не помнила, даже как она выбралась из вскрытой могилы. Тем более, не помнила собственные похороны и все, что было с этим связано. Отец умер – страх от явившейся с того света дочери вызвал разрыв сердца. А те парубки, которые хотели стать мародерами, да не получилось, долго не ходили на кладбище. Соседи и родственники ожившей их опознали по забытому шанцевому инструменту, но разбираться не стали – все-таки девушку они нечаянно спасли…